DILIGANS : туристическая компания

Кто-то становится мужчиной в армии, а я — в ботанической экспедиции. Нет-нет… Я никогда не был ботаником и до сих пор не отличаю элементарный «колобриус орвендис» от «люпи-новидоного гамарджобуса».

Однако ближе к делу…

Между первым и вторым курсами Рижского политехнического института родители отправили меня на лето работать на «край света», в экспедицию к отцовскому другу — профессору-ботанику. Разнорабочим!

Перетаскивать по тайге баулы с палатками, ящики с продуктами, закидывать их в кузовы грузовиков, на палубы кораблей… Отец мечтал, чтобы его сын стал разумным человеком, а не умничающим интеллигентом, начитавшимся модных книг.

Он понимал то, что я стал понимать лишь с возрастом: разумным делают человека природа, путешествия и люди, которые не сидят всю жизнь на одном месте: «Ты, сын, живя среди своих вялых друзей, можешь стать этакой золотой рыбкой в мещанском аквариуме, которую съедят другие рыбки, если вовремя не засыпать корм!

» Отец с детства приучал нас с сестрой к правильной жизни! Однако я обещал рассказать вам о том, как я стал мужчиной.

Не думайте, что забыл… Но, чтобы это сделать как можно точнее, я должен сначала описать те чувства, с которыми, окончив первый курс электротехнического факультета, я улетал на летние заработки в самую далёкую загогулину нашей славной широкоформатной Родины.

Мне предстояло перепрыгнуть через одну шестую часть земной суши под названием СССР.

В то время прямых перелётов на такие дальние расстояния не было.

Летел я двое суток с пересадками и напоминал себе прыгающую через всю страну блоху: то взлёт, то посадка… Зато уже тогда понял, почему эту «широку страну мою родную» ненавидят правители западных стран-лоскутков.

С такого сильного потрясения началось моё первое в жизни самостоятельное путешествие. До этого романтическим событием могла считаться поездка на троллейбусе до конечной с девушкой, которая нравится настолько, что с ней… хоть до конечной!

В те юные годы моей любимой передачей был «Клуб кинопутешественников». Я был заядлым кинопутешественником.

Как я завидовал ведущему этой передачи Юрию Сенкевичу!

Он видел богов Аку-Аку на острове Пасхи, «ручко-вался» с пингвинами, совершил полукругосветный тур с Туром Хейердалом под парусом на судне-самоделке, больше похожем на плот…

Гейзеры Камчатки, лежбище котиков на Командорах, птичьи базары на Курилах — чем только Сенкевич не дразнил нас, простых советских телезрителей, для которых железно работал железный занавес.

Прыгая «блохой» через всю нашу необъятную державу, я был счастлив, оттого что очень скоро собственными глазами, а не глазами Сенкевича, увижу птичьи базары, гейзеры, вулканы и, может быть, даже…

Японию! Сейчас в это не верится, но тогда мне хотелось хотя бы издали взглянуть на какую-нибудь другую, как я тогда шутил, «иностранную страну».

Попасть на Курилы в советское время любопытства ради не мог никто.

Оформить документы в пограничную зону было сложнее, чем за границу. На острове стояли военные части, погранзаставы, ракетные подразделения…

Требовался пропуск за подписью Минобороны. Допускались только те, кто туда направлялся на работу и был там необходим.

Допуск мне выдали вместе с разрешением на работу, и впервые в жизни мне стало приятно оттого, что где-то, пускай даже на краю света, моё присутствие посчитали необходимым аж на уровне Министерства обороны СССР! Видите, насколько мне запомнилось то, первое в моей жизни, путешествие, что я всё время отвлекаюсь от заявленной интриги.

С другой стороны, как я могу раскрыть свою главную тайну, если не опишу те места, где это произошло, и не расскажу о тех людях, которые меня на это вдохновили.

Возглавлял экспедицию профессор-ботаник, друг моего отца.

Он был очень ботанистой внешности: маленький, пухленький, как плюшевая игрушка. У мальчика с такой внешностью с детства любимыми игрушками должны быть не автоматы с пулеметами, а гербарии.

Ещё были два кандидата наук — молодые женщины.

Выглядели они, как и все кандидаты наук в советское время, бедно, но опрятно и гордо.

Три лаборантки, тоже типичные: с пробирками и стеклянными палочками, как у ухо-горло-носа, но для взятия проб почвы.

Ещё один, как и я, разнорабочий — то есть на все руки мастер, Сашка.

Его фамилия очень подходила к худощавой фигуре — Смычок. А фамилия одной из женщин, кандидатов наук, как назло, оказалась Скрипка.

Я понимаю, что это звучит как юмор из детского сада…

Когда их знакомили в начале экспедиции, она, как старшая, протянула Сашке руку и сказала: «Скрипка!» Сашка, естественно, ответил ей честно: «Смычок!

» Она попыталась обидеться: мол, шутка старая, но глупая. Когда ей стали объяснять, что у Сашки действительно такая фамилия, подумала: и остальные над ней издеваются.

Сашка показал паспорт.

К концу экспедиции они все-таки подружились и, как через полгода написал в письме мне профессор: «Скрипка со Смычком слились в одной счастливой мелодии!

» Так что благодаря этой экспедиции не только я, но и Сашка тоже стал мужчиной.

Наконец, главный для меня человек в этой экспедиции — повар Зоя. Она мне очень нравилась, потому что была старше меня лет на пять-семь. Это волновало!

Раз старше, значит, опытная. Не то что сокурсницы.

Ещё два неоспоримых достоинства выделяли её среди остальных членов экспедиции: она была очень хорошенькой и вкусно готовила. Впрочем, хорошенькой начинающему мужчине будет казаться любая девушка, которая вкусно готовит.

Тем более в тайге! Ну как можно было в неё не влюбиться навсегда или хотя бы на время экспедиции?

Она кормила меня вне графика и чаще, чем остальных.

При этом завлекушечно улыбалась, что выглядело завязкой многообещающего романа или хотя бы повести. Впрочем, я был согласен и на рассказик.

Теперь необходимо описать те места, в которых не влюбиться хоть в кого-нибудь мог только законченный хромосомный циник.

В то время я ещё таким не был! Уже подлетая к острову Кунашир, на котором нам предстояло начать работу, я из самолёта увидел то, о чём мечтал, кинопутешествуя, — вулкан! Звали его Тятя-яма. «Яма» по-японски означает «гора».

Всё у этих японцев наоборот — даже «гору» называют «ямой». Хотя «тятя» означает, как и у нас, «отец».

Отец-гора! Этот первый в моей жизни вулкан я запомнил, как мужчина запоминает свою первую женщину, и до сих пор отношусь к нему в воспоминаниях с нежностью.

Ведь благодаря ему я стал…

Нет-нет, не мужчиной.

Писателем!

Именно о нём сделал первую запись в своей первой записной книжке. Кто бы мог подумать, что тот, кто сделал эту запись, станет когда-нибудь беспощадным сатириком, которого многие будут считать злыднем из злыдней?

В то лето я исписал мелким почерком несколько блокнотов. Каждый день я узнавал больше, чем за всю свою долгую восемнадцатилетнюю жизнь.

Откуда я мог, к примеру, знать, что трава в тайге бывает до четырех, а то и до шести метров в высоту!

Слово «тайга» загадочно звучит для любого обывателя: что-то непролазное, густое, тёмное и очень опасное. Такой и я представлял ее, пока мы с ней не подружились.

Да, она оказалась непролазной, но совсем не тёмной. Наоборот: такой яркой и разноцветной, как будто это палитра сумасшедшего импрессиониста.