Стихи Евгения Евтушенко о детском хоре
Стихи Евгения Евтушенко о детском хоре, поющем в госпитале для раненых… У многих женщин, сидящих в зале, на глазах появляются слёзы.
А ведь сколько людей в Москве говорили нам на прощание: «Не надо там читать стихов. Не поймут.
Миниатюр да песен побольше давайте».
Теперь, после поездки, я смело могу сказать, что наши советчики были не правы. Видели бы они те тихие слезы…
Для песен и миниатюр было у нас отведено все второе отделение. Шум или, как говорит молодежь, «забой» — основная болезнь самодеятельных музыкантов наших 70-х. Мы помнили об этом, а потому тщательно отбирали песни.
Не этакие современные шлягеры, слова которых далеки от хорошей поэзии, да и от поэзии вообще, и не те, которые настраивают лишь отбивать ритм ногой под стулом. Особенно же радовались зрители миниатюрам.
И неважно, что они были студенческие, об экзаменах и общежитии. — Прежде чем ответить на вопрос, пойдите и подумайте: «Как держать ружье при ядрёном, простите, при ядерном взрыве?
» — Я уже подумала…
Ружье при ядрёном взрыве надо держать на вытянутых руках, чтобы расплавленный металл не капал на казенные сапоги. — Ну а вы, студентка Тьфусюкина, что будете делать, если во время практических занятий по гражданской обороне у вашего товарища пойдет кровь из носа?
— Это очень просто…
Немедленно наложу жгут на шею! Когда в зале больше женщин, всегда смех громче, заливистее и задорнее.
Естественно, что на суконно-камвольном комбинате мужчин было значительно меньше. В зале все так радовались нашим шуткам, что мы вдруг осмелели.
И решили сыграть миниатюры, написанные несколько лет назад нашими авторами из сатирического самодеятельного коллектива «Телевизор». «Председатель приемной комиссии: «Итак, вы хотите участвовать в нашей художественной самодеятельности?
А что вы умеете делать?» Два молодых студента (хором): «Можем прочитать стихи про Муху-Цокотуху!
» — Ну что ж… Слушаем вас. — Муха-муха Цокотуха.
— Позолоченное брюхо. — Муха по полю пошла.
— Муха денежку нашла.
Председатель приемной комиссии: — Что вы читаете?! Вы сами-то понимаете?!
Да я… Да вы… Да вас из института надо за это отчислить! Муха-муха Цека — что? Цекатуха?!
Как вам не стыдно?
— Да мы… да мы… Мы этого не имели в виду. — Да? А далее?
Ну-ка повторите вторую строчку? — Позолоченное брюхо…
— (перебивает) Вы на кого намекаете?!
— Да нет, ни на кого…
— А третья строчка?
Давайте-давайте, не стесняйтесь? Ну? — Муха по полю пошла.
Муха денежку нашла…
Председатель приемной комиссии (перебивает): — Хотите сказать, что у нас на поля просто так много денег выброшено?!
» После концерта подошел секретарь местной комсомольской организации: — Однако вы ребята — что надо!
Судя по всему, ничего не боитесь.
Впрочем, у нас вам бояться нечего. Дальше нас редко кого ссылают.
А в книге отзывов, которой мы должны были «отчитаться» перед профкомом и парткомом, появилась первая запись: «Большое спасибо, ребята, вам за ваше прекрасное выступление, за душевные песни.
Молодцы!
Особое спасибо за ваш юмор!» И подпись: «Тюменские девчата».
Ранним утром мы уже подъезжали к Тобольску.
Когда начало светать, мы увидели по обе стороны железной дороги серые болота с серыми телеграфными столбами и сороками на проводах.
В низинах между чёрными, словно промокшими насквозь, перелесками скучно лежал туман. Но вот поднялось из тумана солнце, ударило своими лучами в купола, башни и белокаменные стены Тобольского кремля — величественный и неприступный, как путникам Древней Руси, показался он нам на далеком холме.
Повеселели с появлением солнца и краски в природе, повеселели и мы, прильнувшие к вагонным окнам, глядя на Иртыш, над которым монотонно застучал, вкатившись на гулкий мост, наш поезд.